В 2007 году в Живом Журнале я начал писать очередной мемуарный рассказ, который на удивление оказался очень длинным. К сожалению, своевременно я его не завершил, сделать это ещё предстоит. А пока предлагаю вашему вниманию то, что уже готово: собранные воедино фрагменты повествования из ЖЖ.

В феврале 1996 года я был первокурсником отделения политологии философского факультета СПбГУ и находился под впечатлением великолепного романа Андрея Битова «Ожидание обезьян». По этому роману годом ранее я писал выпускное сочинение в школе и вступительное — в университете.

Десять лет назад, вскоре после августовского дефолта 1998 года ваш покорный слуга устроился на работу в Государственную академическую капеллу Санкт-Петербурга — одну из трёх концертных организаций города, пестующих классическую музыку. Работать мне предстояло полулегально — в несуществующей типографии Капеллы.

Как и любая другая концертная организация, Капелла имела (и имеет) регулярную потребность в полиграфии: афиши формата А2 для расклейки, программки на каждый концерт, буклеты к фестивалям, листовки с месячным репертуаром, обложки к билетам абонементных серий концертов, «трамвайки» и т.д. Удовлетворить почти всю указанную потребность (кроме больших афиш и полноцвета) и должна была подпольная типография, которая не существовала де-юре, к тому же не работала де-факто по причине отсутствия в меру универсального полиграфиста, который мог бы за смешные последефолтные деньги верстать программки и афишки, затем тут же их тиражировать и сдавать для распространения.

В конце августа 1997 года в «Ленэкспо» открылась очередная ярмарка «Российский фермер» (в начале нового века она странным образом сменила учредителей и стала называться «Агрорусь»). По традиции одной из главных участниц бесплатной для посетителей концертной программы была группа «Любэ». Мои родители всегда посещали эту ярмарку начиная с первого дня, не стал исключением и 1997 год.

К тому времени ваш покорный слуга уже не был студентом СПбГУ, редактором рок-газеты «Нашъ Драйвъ», пылким влюблённым и прочая. Словно бы вокруг не стало вообще ничего, всё было безразлично. Поэтому 30 августа я легко поддался на уговоры родителей составить им компанию в посещении ярмарки. Тем паче, никакого рок-андеграунда там не ожидалось, даже наоборот — выступление такого ядрёного эстрадного коллектива как «Любэ» обещало стать надёжным лекарством от воспоминаний о недавнем прошлом.

Конец апреля 1990 года — время перемен, неслыханных доселе свобод и бурного расцвета независимой прессы. Вашему покорному слуге 12 лет. По первому каналу Центрального телевидения СССР был показан фильм «Игрушка» с Пьером Ришаром.

На следующий день мне позвонил несчастный одноклассник Лимонов (Лимонов — настоящая фамилия, а почему несчастный, расскажу чуть позже) и спросил, не желаю ли я вместе с ним последовать примеру юного сына миллиардера из фильма, а именно выпускать собственную газету. Я ответил в целом утвердительно, тут же задав встречный вопрос о технологии издания газеты. Несчастный одноклассник Лимонов не смог ответить вообще ничего, поэтому разговор на эту тему пришлось прекратить.

Сегодня я расскажу о попытке учреждения журнала, рулить в котором должны были другие люди, мне же отводилась интересная, но геморройная роль ответсека. Судить о том, почему это издание умерло, толком не родившись, я предоставляю вам... Разумеется, все имена персонажей (кроме Сватенки) изменены.

На дворе стоял январь 1998 года. Мне вот-вот должно было исполниться двадцать. За плечами остались два года изучения политологии в университете, закончившаяся полным крахом первая большая любовь и погибший не по своей воле первый рок-самиздат «Нашъ драйвъ». Я только что уволился с «пыльной», но денежной должности экспедитора в Ленобласти, куда пошёл предыдущей осенью, чтобы меньше бывать в городе. Поэтому был абсолютно свободен, в меру боевит и полон жажды ввязаться в какую-нибудь творческую авантюру.

Лучше бы пил и курил...

СПЛИН

Он работал ночным сторожем в троллейбусном парке. В лучших традициях отечественных диссидентов. Иногда летом я приходил к нему на ночь. Тогда мы пили крепкий чай, курили и играли в бильярд. Бильярдный стол с полным комплектом инвентаря был главной гордостью парка. Вечерами на нём играли лелеявшие единственное своё хобби водители, ночью — мы.

Мы познакомились на краснознамённых митингах. Я приходил туда в качестве журналиста, он — в качестве активного участника.

- Посмотри, какой красивый дом! - восторженно сказала она и чуть приподнялась над сиденьем мчащегося автобуса, чтобы проводить этот дом взглядом. - Как замечательно, что его наконец покрасили! А то стоял такой мрачный, обветшавший...

- Ещё бы не было замечательно! - отозвался я с показной невозмутимостью. - Если бы его пару месяцев назад не купила строительная фирма и не подготовила к продаже за... тысяч так пятьсот «зелёных», стоял бы до сих пор убогим!

- Да нет, я не об этом! Ты успел заметить, как он теперь сверкает на солнце? И как его новый цвет гармонирует с остальным кварталом?

- Цвет? Насколько я помню, человеческий глаз способен различить всего несколько миллионов оттенков. А вот собаки, например, видят мир чёрно-белым...

- Эх ты! - с шутливым укором протянула она. - Не умеешь ты проникать в суть вещей!

Это я-то не умею?!

Каждый вечер они садились в два кресла — бок о бок, рука к руке. Быстро темнело, но свет не зажигали. И по-прежнему продолжали смотреть друг на друга, отмечая, как медленно растворяются в надвигающемся мраке черты лица, как их силуэты сливаются со стеной позади, как различимыми остаются лишь горящие чуть притушенным светом глаза.

Только тогда они решались заговорить.

- Ты обещала сегодня рассказать мне, что привело тебя в такое состояние.

Она резко встала, отошла к окну и спряталась в эркере за занавеской.

- Не смотри на меня так...

- Но... ты ведь даже не видишь, как я смотрю и куда?

- Какая разница... Я чувствую.

В восемь утpа Кооpдинатоp и Психолог в очеpедной pаз вышли на лестницу покуpить.

- Ты пpекpасно знаешь, к стpуктуpам какого уpовня я имею отношение...

Психолог молча кивнул.

- Так вот, когда мне специально звонят из Москвы Оттуда только чтобы сказать «Если полезете в Интеpнет, будьте остоpожны — недавно пеpедали сообщение о каком-то стpашном виpусе», я отказываюсь вообще что-либо понимать. Hеужели и им Там так запудpили мозги?!

Психолог собиpался с мыслями.

- Hет, ну подожди... Есть ведь, ты сам говоpишь, подpобное описание этого виpуса на сайте Каспеpского! Ведь можно пpосто зайти туда и пpочитать?!

- Можно. Только кому это надо? Кто хочет вдаваться в детали, когда вокpуг все на ушах стоят: «У нас виpус, у нас виpус»? Ребята, вы что?! Какие там технические подpобности?! У нас виpус!!! У Каспеpского всe очень качественно и тщательно pасписано, и это плохо.

Москва. Август. Высокое мрачное здание. У входа внушительной длины очередь. Разговоры.

- Ведь предупреждала тебя: «Коля, осторожно!» А теперь что? Сколько тут торчать придётся?

- А мне говорили: «Придёте к нам через девять месяцев, а уйдёте с прибытком!»

- Милая, это ж Вам не роддом!

- Чудилу грешного, Лёню Голубкова этого, удавил бы!

- А чем артист провинился?! Артист тоже жрать хочет! И семью кормить!

- Думать должен, под чью дудку плясать!

- А ты много думал, когда сюда деньги носил?

Городское радио сошло с ума. Вторую неделю оно настойчиво вещало о катастрофе. Где-то в центре Крыма, но не в материальном мире, а, скорее всего в астрале, появилась трещина, которая в случае роста и расширения грозит полуострову гибелью. Трещина!

Трещина! — говорит нам севастопольское радио. Непонятно какая, непонятно где и зачем. Сначала со всего Крыма, потом едва ли не со всей страны к трещине стекаются экстрасенсы, готовые при помощи своей энергии сдерживать ее рост. Неслыханная доселе плотность экстрасенсов на квадратный сантиметр скудной крымской территории.

После этого каждый день как боевые сводки — экстрасенсы удерживают своей энергией рост трещины, экстрасенсы пытаются затянуть трещину целиком и ликвидировать угрозу катастрофы, трещина не затягивается, требуется дополнительная энергия.