Десять лет назад, вскоре после августовского дефолта 1998 года ваш покорный слуга устроился на работу в Государственную академическую капеллу Санкт-Петербурга — одну из трёх концертных организаций города, пестующих классическую музыку. Работать мне предстояло полулегально — в несуществующей типографии Капеллы.

Как и любая другая концертная организация, Капелла имела (и имеет) регулярную потребность в полиграфии: афиши формата А2 для расклейки, программки на каждый концерт, буклеты к фестивалям, листовки с месячным репертуаром, обложки к билетам абонементных серий концертов, «трамвайки» и т.д. Удовлетворить почти всю указанную потребность (кроме больших афиш и полноцвета) и должна была подпольная типография, которая не существовала де-юре, к тому же не работала де-факто по причине отсутствия в меру универсального полиграфиста, который мог бы за смешные последефолтные деньги верстать программки и афишки, затем тут же их тиражировать и сдавать для распространения.

В моём распоряжении был новенький очень недурственный ризограф, делавший оттиски до формата А3, три сменных барабана и запасы чёрной, синей и красной краски, стационарный копир с тумбой (тоже А3), брошюровальная машинка (на пластиковую гребёнку) и хороший по тем временам второй Пентиум со сканером, но без принтера (принтер вскоре появился, хотя по нынешним временам я бы не отказался от МФУ). Располагалась несуществующая типография в одном из номеров так называемой «гостиницы Капеллы», который имел отдельный вход с улицы, также мог похвастать кладовочкой и санузлом с проваливающимся полом.

Генеральный директор Капеллы, бывший музыкант-тромбонист Виталий Кириллович Лавров положил мне зарплату в размере 550 рублей. Если до середины августа на эту сумму можно было приобрести около 90 долларов США, то осенью и зимой её хватало, например, на бутылку игристого вина «Абрау Дюрсо» в ДЛТ и на несколько поездок на маршрутках. Кстати, именно так я распорядился своей декабрьской зарплатой в последний день этого интересного года.

К счастью, Виталий Кириллович (или попросту «Лаврик») дружил с головой, поэтому без свидетелей разрешил халтурить, не попадаясь. «Оружие добудете в бою!» — этот лозунг я знал наизусть из книг о партизанах-героях. Когда в январе 1999 года в мою жизнь вошла сеть FIDO, хилый, но постоянный ручеёк читателей эхоконференции spb.halyava потёк во двор Капеллы в надежде сделать ксерокопии, отсканировать фотографии, растиражировать какие-нибудь бумаги или распечатать рефераты за очень небольшую стоимость. Вскоре я купил домой новый монитор, который верой и правдой прослужил следующие семь лет, модем, винчестер, да и питаться стал не только пивом с корюшкой. Однажды весной я за ночь напечатал на ризографе 30 тысяч каких-то листовочек. Поздним вечером мне подвезли бумагу, а ранним утром забрали уложенный в коробки тираж. Помню, что жигулёнок заказчика въезжал прямо в главный двор Капеллы…

Моим коллективным начальством были сидевшие по соседству разномастные барышни — музыкальные редакторы и администраторы. Редакторы приносили мне текст очередной программки (и фотографию — при наличии таковой), администраторы давали более сложные задания накануне особых мероприятий. Кроме того, забегали библиотекарши из нотных библиотек хора и оркестра Капеллы, профессоры Консерватории (насчитал не меньше десятка), видные музыканты.

По весне постоянно работавшая со мной музыкальный редактор Светлана ушла в декрет и на её место временно взяли амбициозную студентку Консерватории (музыковедческого направления) по имени Ирина. Это милое на вид существо имело огромные круглые серо-голубые глаза, необычайно тонкую кожу и такую же талию. Говорила она с неизменной улыбкой и прекрасно понимала, что мужчины легко попадают под очарование молодой, стройной, со вкусом одетой особы. Не каждый ведь узнает, что у Ирины есть муж и маленькая дочь…

Её муж словно в женском романе был полной противоположностью грациозной щебетунье. Крупный, плотного телосложения, суровый и порой тяжёлый на язык военный врач, наверное, часто чувствовал себя неловко, приходя в Капеллу с дочерью. На фоне Ирины он смотрелся эдаким чурбаном, хотя на самом деле был просто сильным и честным воякой. Благодаря ему эта девочка, родившаяся в какой-то глухой деревне в Саратовской области, попала в Санкт-Петербург и могла беззаботно получать высшее образование. Кажется только, что она не была особо благодарна. Вспоминаю забавный случай, отлично иллюстрирующий их взаимоотношения…

Как-то раз я зашёл к Ирине за текстом новой программки и застал в помещении редакторов её супруга с ребёнком. «Скажите, Женя, как бы Вы перевели с латыни выражение virgin veritas?» — спросила меня Ирина. Слегка напрягая воспоминания об изучавшейся в девятом классе латыни, я довольно быстро вымолвил: «Непорочная истина». «Вот видишь! — с нескрываемым презрением обратилась она к мужу. — А ты тут: «подлинная девственность», «подлинная девственность»…

Мои приятели, забегавшие в несуществующую типографию порубиться во вторых или третьих «Героев», выкурить сигарету с автором этих строк или чуть-чуть повисеть в Интернете (весной у меня в каморке появился ОН!), часто видели Ирину. Почти не сговариваясь, мы дали ей прозвище «Спрайт» — бабочка-лимонница, фея из вторых «Героев». Действительно, взмахи её огромных ресниц порой напоминали движения крыльев бабочки. Первое впечатление очаровывало настолько, что даже суровый геоэколог Протасов, однофамилец известного футболиста, куривший злую «Приму» без фильтра, порой хрипло признавался: «Трахнул бы я Спрайта!..»

Наши рабочие отношения складывались не идеально. Я не всегда выполнял задания Ирины точнёхонько в срок. Вовсе не потому, что специально динамил или не хотел работать — всегда по-разному. Я ведь был по-своему незаменимым сотрудником… :)

Вторым музыкальным редактором была очень интеллигентная и образованная коренная петербурженка Майя. Единственная во всей Капелле она имела научную степень кандидата искусствоведения, поэтому была загнана в самую дальнюю комнату и вызывалась к начальству так редко, как это только возможно. По работе мы с ней не пересекались, но нередко разговаривали и постепенно прониклись взаимным уважением. Однажды в отсутствие Спрайта Майя остановила меня и тихо спросила: «Женя, а Вы знаете, что Ирина ищет Вам замену?» Ни о чём подобном я даже догадываться не мог, поэтому сильно удивился. «Да, ищет. Причём, настолько активно, что пристаёт к каждому приходящему музыканту, нет ли у него на примете человека, который умел бы всё, что и Вы», — продолжала Майя. «А почему она просто не придёт ко мне и не скажет, что недовольна чем-то?» — спросил я. «Знаете, я говорю ей то же самое! — ответила Майя. — На что она пошире открывает прекрасные глаза и заявляет «Как же так, я не хочу портить отношения!» Представляете?»

Я был очень опечален вероломством Спрайта, хотя в глубине души подозревал, что за невинным хлопаньем ресницами и распахиванием глаз таится какое-то западло. Второго такого дурака ей найти так и не удалось, я остался на прежнем месте, а когда в Капелле появилась третий редактор, отвечавшая за детские утренники, решил начать ответную игру.

Новой барышне я молниеносно верстал и печатал самые прекрасные на свете программки. Я лично приносил ей готовые пачки, готов был сколько угодно оставаться после работы, предлагал оригинальные идеи по оформлению и компоновке, вообще лез из кожи вон. А для Спрайта работал по-прежнему — не плохо, но и не хорошо. Неудивительно, что вскоре в женском коллективе зародилась зависть, переходящая в тихую ненависть.

В конце 1999 года в Капеллу стал часто заглядывать молодой перспективный пианист Андрей Иванович. Иванович — это фамилия, у музыканта были сербско-румынские корни. Среднего роста, худощавый, смуглый, с игривыми усиками и ленинской искоркой во взгляде, одухотворённый, он смотрелся гораздо более культурно несчастного военного врача. Неудивительно, что вскоре Спрайт стала прогуливаться с ним во дворах Капеллы долго-долго, говоря явно не о содержании программы концерта.

С наступлением 2000 года я ушёл из Капеллы и надолго потерял из виду её сотрудников, а через пару лет, уже будучи чиновником системы медицинского страхования, случайно встретил в метро Майю. «Знаете, что было дальше? — игриво спросила она. — Ирина развелась с мужем и женила на себе Ивановича. Теперь он её оруженосец».

Совсем забыл: а дочку она оставила бывшему мужу, чтобы ничто не омрачало личное счастье...