Едва ли не самая первая моя осмысленная статья о молодёжной тусовке любителей русского рока близ котельной «Камчатка» была написана в начале 1995 года, на рубеже 16 и 17 лет, и опубликована в учебной газете факультета журналистики Санкт-Петербургского государственного университета. Долгое время я считал её текст утраченным, но буквально вчера сотрудники журфака СПбГУ нашли статью и прислали мне.

Камчатка. Так называется котельная, расположенная на одной из улочек Петроградской стороны. Она знаменита тем, что в ней в свое время работали практически все корифеи питерского рока, в том числе и Виктор Цой. Котельная действует и по сей день, но с середины 1990 года её окрестности стали одним из мест сбора юных поклонников рок-музыки.

Они живут замкнутым миром, но готовы впустить в него каждого, кто покажется им достойным. Туда приходят люди, не нашедшие гармонии в современном мире и не желающие идти с этим миром на компромисс. Они не ждут сочувствия, ничего не просят у обывателей и «новых русских», называемых «мажорами», и не желают с ними связываться. Их действия и стиль жизни ни в коей мере не претендуют на обобщение.

Наивно думать, что времяпрепровождение на Камчатке ограничивается лишь обменом новостями, распеванием песен, а также поглощением спиртного и следующими после этого безудержными оргиями. Самое главное там — возможность вырванным из большого мира людям не погибнуть поодиночке, шанс обрести свою компанию и свой новый мир. Алкоголь, курево и музыка там не самоцель, а всего лишь цементирующее начало.

Там нет изначальных лидеров, там не услышишь приказов и требований. Каждый может занять такое положение, какое пожелает. Если отбросить погрешности в виде алкоголя и бродяжничества, Камчатку можно было бы считать моделью идеального общества.

Вечер там начинается с обязательных рукопожатий каждого с каждым. Человек, не поздоровавшийся за руку со всеми остальными, даже незнакомыми, испытывает явный дискомфорт. Точно так же и с прощанием.

Они собираются каждый вечер: летом на улице, зимой в подъездах. Рукопожатия, общение, вино, песни и снова рукопожатия. Их гоняет милиция. По поводу и без повода. Многих милиционеров из близлежащих отделений они давно уже знают по именам. Например, некоего Гошу, нещадно избивающего каждого попавшего к нему прикладом автомата. Но они выдерживают и это, и снова собираются после облавы, чтобы обменяться впечатлениями, выявить пострадавших и задержанных.

Они не совершают криминала, не занимаются грабежом и насилием, не создают бандформирований и не нападают на местных жителей. Но облавы продолжаются, и для многих они уже стали традицией.

Там мало истинных интеллектуалов, ибо человек, ярко демонстрирующий свои умственные способности, рано или поздно становится чужим для основной массы «простых ребят».

Я беседую с одним из немногих интеллектуалов Олафом.

— Почему их не пугают облавы?

— Эти люди живут в постоянном страхе, и поэтому каждый новый стресс воспринимают, как нечто привычное. Они живут этим, и облавами в том числе.

— Олаф, что за люди здесь в основном собираются?

— Знаешь, Джордж Оруэлл описал пролов...

— Так что же, все они пролы?

— В основном, да. Что можно взять с людей, которые не знают таких простых слов, как «адекватность» и «латентность»!

— А почему тогда ты оказался здесь?

— Это своеобразный отдых для ума. С этими людьми проще.

— Но ты понимаешь, что ты не такой?

— Они мне постоянно говорят: «Олаф, ты чужой!» Хотя я пытаюсь выражаться не столь умно...

Нашу беседу прервала очередная облава. И вот, не успев оглянуться, ваш покорный слуга оказался в милицейском «газике», который через несколько минут подъехал к 71 отделению милиции Петроградского РУВД.

Всех доставленных немедленно поместили в две «клетки» без какого-либо намека на составление протоколов дознания и личного обыска. Вскоре выяснилось, что задержали нас из-за троих вдрызг пьяных алисоманов, которых до этого никто на Камчатке не видел.

Через некоторое время в отделении появился инспектор по делам несовершеннолетних и стал выводить всех поочередно из «клетки» в свой кабинет для беседы. Когда очередь дошла до меня, мне удалось быстро убедить его, что никаких причин для моего задержания и дальнейшего пребывания здесь нет. После этого я задал инспектору несколько вопросов.

— Часто ли вам приходится сталкиваться с людьми с Камчатки?

— Не так чтобы часто, но приходится.

— Вы пытаетесь анализировать эти случаи, выводить какие-нибудь закономерности?

— Специально — нет. Но кое-какие наблюдения появляются сами собой. Вот, например, люди из вашей группы задержанных: с теми, кто учится в школе, приятно поговорить, они умеют вести беседу. А вот есть одна девушка — нигде не учится и не работает. Так она вообще говорить не умеет.

— Скажите, милиция ведет умышленную войну с Камчаткой?

— Никакой войны нет. Милиция никого без повода не забирает и не бьёт. Мы выезжаем только, когда нас вызывают.

— И последний вопрос: долго нас здесь продержат?

— Нет. Я думаю, не больше часа. А теперь обратно в «клетку»!

Беседа эта состоялась в семь часов. Но только в 23 часа 12 минут заступивший на ночное дежурство старшина решительно распахнул двери «клетки» и гаркнул: «Ладно, амнистия! А теперь живо все отсюда!»

...Камчатка живет и, даст Бог, проживет еще долго. Хотя её обитатели не любят задумываться о будущем. Для них это основной мир, и они живут в нём так же, как и мы: только сегодняшним днем. Они — это мрачноватый интеллектуал Олаф, распевающий песни «Кино» страшным демоническим голосом; это хранитель местного фольклора Могильщик, которого многие по ошибке называют ещё и Гробовщиком; это высоченный Малыш с собственным репертуаром песен и шуток и многие другие киноманы, алисоманы, летовцы, поклонники металла и просто хорошей музыки.