Сергей Жариков — московский музыкант, публицист, продюсер, основатель и бессменный лидер группы ДК. В начале 1990-х годов был одним из первых политических и pr-консультантов Владимира Жириновского. Наш разговор состоялся в помещении фракции ЛДПР в Государственной Думе в четвёртую годовщину прорыва блокады Дома Советов России.

Е.В.: - В бытность редактором рок-газеты мне приходилось встречать имя Сергея Жарикова в связи с различными музыкальными проектами. Но этими проектами Вы занимались лет десять назад. Какой путь был проделан за это время?

С.Ж.: - Десять лет назад... Это 1987 год? Я уже тогда не занимался музыкой.

Дело вот в чём: как это ни странно, в конце 70-х — начале 80-х рок-движение было более свободным, чем другие области нашей нонконформистской деятельности. Грубо говоря, КГБ, который занимался идеологией, рокерам многое прощал. Поэтому в рок сразу влезло много людей, которые использовали рок-музыку для публицистической деятельности. Причём, в самом роке меньше, а вот бывшие около рока (скажем, тот же Смирнов, Троицкий) создавали стиль такой, как Цой пел: «Мы ждём перемен».

Ну а я был как бы внутри. И когда всем дали свободу, то замыкаться в этом жанре стало бессмысленно. Потому что, занимаясь рок-музыкой, ты обращаешься к определённому слою людей. А хотелось обращаться не только к этому слою. К тому же оказалось, что этот слой не самый благодарный — люди даже не понимают, о чём идёт речь.

Е.В.: - То есть, наступило некое разочарование?

С.Ж.: - Нет, не разочарование...

Е.В.: - Или просто этот этап уже оказался пройден?

С.Ж.: - Может, этап. Да, скорее всего... Хотелось, чтобы уровень тогдашнего слушателя был повыше обычного уровня рок-среды. Сейчас, правда, сама рок-среда ещё ниже, чем тогда. В те годы был интеллектуализм, а сейчас просто кретинизм.

К тому же, эта культура была всё-таки вторична по отношению к Западу, и личности типа Троицкого изначально замыкали эту среду, делали её маргинальной и интересной непонятно кому.

Поэтому произошёл выход на другой уровень той же самой деятельности. Потому что рок — это, по большому счёту, искусство перформанса. А политика — это тоже перформанс.

Е.В.: - Если уметь сделать...

С.Ж.: - Да-да! А то, что у нас называется маргинальными политическими группировками — это в чистом виде перформанс! Даже без интриг. Поэтому наш Жириновский являл собой первого публичного политика. Когда мы создали теневой кабинет ЛДПР, мы занимались постановкой большого перформанса на политические темы. Это не секрет и не нонсенс, во всём мире так делается. На Западе первые лица страны, кандидаты в президенты должны быть импозантны (в отличие от Брежнева и прочих).

Е.В.: - Должен быть собственный стиль?

С.Ж.: - Стиль — это вообще...

Е.В.: - Высший пилотаж?

С.Ж.: - Да. Но опять же, когда мы говорим о стиле, то имеем в виду группы маргинального плана, находящиеся на периферии политики. Потому что основной стиль — пиджак, галстук... Стиль денди один на всех.

В том, что называется «большой политикой» с нашими идеями делать нечего.

Е.В.: - Не повыпендриваешься?

С.Ж.: - Нет, потому что в большой политике нет политики как таковой. Поэтому она и называется «большая политика», чтобы придать себе вес.

Реальная политика — в маленьких группах, экстремистских организациях, фан-клубах. Поэтому для человека, который любит заниматься устройством перформансов, там непочатый край работы. В России политику вообще осуществляют маргиналы. Это история сект.

Вспомните диссидентов — ведь сейчас есть улица, носящая имя Петра Григоренко. Понятия переворачиваются, и смысл начинает переворачиваться. Потому и было пятое управление КГБ, очень жёстко занимавшееся этими вещами, ведь они прекрасно понимали: сегодня это маленькая группа, а завтра их идеологию возьмут «пиджаки» и «жирные коты». Ну а мы, естественно, к этому стремимся. Как декабристы.

Е.В.: - Что сейчас в этих малых группах действительно политика, а что — явление сугубо культурное?

С.Ж.: - Вот это очень хороший вопрос, очень существенная проблема. В этом плане я согласен с Лимоновым и Дугиным, что здесь настолько сильно всё переплетается, и часто явления контркультуры становятся одновременно и явлениями чисто политическими. В России не сложилось как таковой политической культуры, то есть никто не знает правил игры. Либо это показуха для дураков, либо братковские распальцовки.

Е.В.: - А если даже и знают, то стараются избегать.

С.Ж.: - Ну, как коммунисты. Когда говоришь про правовое поле, конституцию, они этим наоборот пугают: «Вы знаете, есть такие нехорошие люди, они нам предлагают апеллировать к международным правовым актам! Не дай Бог!». Это же абсурд. То есть проповедуется откровенный правовой нигилизм, потому что понятно, что они проиграют. Во-первых, молодёжи, во-вторых, с этой идеологией, которой на самом деле нет. Подберёзкинская — заведомо проигрышная, понятно, что это просто смешно. Поэтому реальные группы, которые создают какую-то идеологию, пусть даже эрзац-идеологию, никогда не будут в Думе. Даже если будут правила игры реальные, то есть реально можно будет партию создавать, что сейчас невозможно. Либо тебя припишут к банкам, которые на самом деле бюджетные (ясно, что никакой экономики нет). Нет реальной экономики, есть только поступления бюджетных денег — значит, не может быть фактически партийной кассы. Ну а как может партия существовать без партийной кассы? Значит, не может быть структуры, аппарата и т.д.

Никаких партий вообще быть не может, это обман. Есть фан-клубы, есть маленькие группы и есть дегенераты, которые навязывают нам и Западу, что у нас многопартийность. Чепуха! Есть одна партия — общак. Вот этот партийно-государственный, партийно-хозяйственный. И есть часть общака, которая находится как бы в резерве. Это Дума. Та же самая номенклатура, но в резерве.

Е.В.: - КПРФ?

С.Ж.: - КПРФ или там, «Народовластие» — какая разница, как они называются? Чепуха! А главное, что это резерв общака. Или наоборот: провинился — получил депутатский мандат. Что такое депутатский мандат? Это как бы ушёл в резерв. Был действующий, сейчас в резерве. Потом о тебе забудут, как о Травкине, через три года или, может быть, опять всплывёшь, как Руцкой.

Есть один общак и ступени этого общака. Всё! Никаких партий нет! А группы есть. Поэтому создают альтернативу, создают поле реальной политики группы, находящиеся на грани эстетики, создающие явления чисто эстетического порядка, а не политического.

И опять же, всё переворачивается: сегодня я занимаюсь чистой эстетикой, стилем, а завтра уже у меня политическая группа, а то и просто банда.

Возьмём правые группы, националистов. Якобы партии, а реально это группы. У них тоже есть возня, есть какие-то столкновения, значит, среди них тоже можно проводить какую-то политику — объединять или сталкивать — чем спецслужбы и занимаются. Они проводят политику среди этих так называемых экстремистских групп! Они же не проводят политику среди деятелей «большой политики». Там просто её нет! Там говорят: «Слушай, старик, получишь дачу, машину». То есть покупка-продажа, это же не политика. Поэтому я думаю, что контркультурные группы являются реальной сферой политических технологий. Надо заниматься явлениями контркультуры. Тезис о том, что новую Россию создадут поэты, совершенно верен.

Е.В.: - То есть, делая культуру, сделаешь политику?

С.Ж.: - Да! Делая именно культуру, но делая честно, не шоу-бизнес, а явления, в которых присутствует элемент сакральности. Задумайтесь, почему сейчас многие газетки апеллируют к эзотерике, к какой-то там символике?.. Это очень важно.

Е.В.: - Каков процент дилетантизма у этих апеллирующих?

С.Ж.: - Вообще в России процент дилетантизма высок. Но дело в том, что наверху дилетантов много. Это же зеркало! Наверху ходит тело с ножками и называет себя президентом. Ельцина уже можно обвинить в том, что он своим видом дискредитирует символ государственной власти. Он своими заявлениями, своим внешним видом дискредитирует. Есть такая статья в УК «Дискредитация государственной символики». Он своим существованием её дискредитирует.

А что тогда говорить про дилетантизм внизу, если наверху просто вопиющий дилетантизм? Такое впечатление, что у нас тотальный йододефицит, когда кретинизм уже в какой-то массовой фазе. Хотя конечно есть люди действительно глубокие, но они обычно в тени держатся, хотя во многих группах лидерами становятся люди с теми или иными талантами. Один — обалденный каратист, этим он держит группу, второй — обалденный журналист, который лапшу вешает, втюхивает какие-то вещи. Лидеры интересны, но сами группы случайны, там люди перебегают из одной в другую.

Группы не контркультурные мне вообще не интересны. Они просто подыгрывают Власти, чтобы можно было пальцем тыкать: «Вот у нас экстремисты!». Я не верю, что это реальная политическая сила.

Я ещё в журнале «Атака» писал, что у нас действует закон политических смен: есть дембеля, старички, молодые. Главную роль играют не идеологии, не концепции, не идеал политика, а поколение. Скажем, фашист и антифашист одного поколения быстро договорятся и им делить нечего будет. Быстрее, чем коммунисты разных поколений.

Если мы, маргиналы, создадим сейчас мощное информационное поле какой-то определённой идеологии, то она и будет завтра главенствующей. Вот что самое любопытное. И все это прекрасно знают.

При коммунистах самой мощной оппозиционной идеологемой была либерально-демократическая. Её и прихватили в качестве механизма, пусть потом извратили, но она стала официальной, мэйнстримом. А новое поколение объединится вокруг новой идеологии, которая создаётся сейчас. Поэтому надо работать над накачкой этого поля. А информация — это энергия, правильно? Чем больше энергии мы вложим, тем мощнее будет поле и никакая власть не сможет с этим бороться.

У нас есть трагический опыт: мы проиграли Западу информационную войну. А если сейчас Власть объявила нам информационную войну в виде «СПИД-инфо», то мы тоже объявляем ей войну в виде «Лимонок», «Атак», «Наследий предков»... Мы надеемся, что эту войну Власть нам проиграет — она уже умеет проигрывать.

Е.В.: - А что сейчас самое сильное, перспективное?

С.Ж.: - Тезис о слиянии полюсов, создании лево-правых структур, о чём писал Штепа, Лимонов, я писал... Нечто начинает функционировать, если два полюса задействованы.

Кстати, что сделала номенклатура в начале перестройки? Она разнесла по углам всех демократов, а поскольку либералы были в основном евреями, а патриоты — русскими, то вбросили еврейский вопрос, чтобы левые с правыми не смогли объединиться. Если бы не было этого вопроса или он был бы сразу решён, против номенклатуры возник бы лево-правый народный фронт. И всё, номенклатуры не было бы. Произошла бы смена элит.

Но вбросили, люди вцепились. Это большая ошибка. Это же было использовано и при Гитлере: развели анархистов и националистов, потом победил Гитлер, а на самом деле их нужно было объединить и действительно был бы рывок в Германии. Говорят, что английская разведка вбросила эту тему и пошло-поехало.

У нас есть и другие разработки, как мы их называем, пост-информационной эпохи. Поскольку мы проиграли информационную войну, то для того, чтобы осуществить глобальный русский прорыв, надо создавать и работать над пост-информационными технологиями.

Сейчас элиты управляют массами при помощи информации, и наша задача — дискредитировать и нарушить все эти информационные коммуникации. Но не как Лимонов предлагает: диверсии устраивать, взрывать это всё, резать кабели, а создавать некие контртехнологии. А они реальны. Это и будет настоящий нонконформизм.

Есть такое выражение: «Я благодарю Бога за то, что он дал мне такого врага». Любой враг нам на пользу, иначе мы все вымрем. Современная партия должна думать над новейшими технологиями ведения этой войны. Система более высокого порядка всегда контролирует систему более низкого порядка. Вот вам сверхзадача: создание системы более высокого порядка, чем Система с большой буквы, с которой борются все нонконформисты.

Е.В.: - Мы беседуем в довольно интересный день, третье октября...

С.Ж.: - Четвёртого октября 1993 года мы сидели на берегу Чёрного моря и пили ящиками вино «Солнце в бокале». Это был большой спектакль (как и в 1991-м), который ставила номенклатура. Какая там борьба за демократию, какие там свободы?! Жалко тех людей, которые в это верили. Если честно, мы примерно догадывались, что так будет, мы отговаривали людей, чтобы они не шли в «Белый дом». Раз пошла установка на перестройку, на либерал-демократию, то по идее, по всем законам, скажем, Запада встаёт вопрос о смене элит. Но только не в России. У нас элита одна была и есть. «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить». Значит нужно сменить ситуацию. «Либо я должен уйти, либо ситуация должна уйти. Либо я уйду, либо мир уйдёт». Естественно, что общак решил: «А зачем мы будем уходить? Пусть мир уйдёт!»

Для чего делался путч в 1991 году? Изменить ситуацию, чтобы смотреться по-другому на новом фоне. Как можно отмечать четвёртое октября? Это был один из множества спектаклей, в которых не стоит участвовать.

Москва, Государственная Дума РФ