«Сегрегация» в переводе с латыни означает «разделение по какому-либо признаку». Советские общественные науки вкладывали в это понятие кучу негатива, ассоциируя сегрегацию с южноафриканским апартеидом, расовой дискриминацией и социальным неравенством в загнивающем капиталистическом мире. Между тем в некоторых случаях сегрегация просто необходима, и в бывшем СССР она, разумеется, имела место. Например, для «тунеядцев-алкоголиков» и прочих антиобщественных элементов были придуманы лечебно-трудовые профилактории и «сто первые километры», в результате чего «отбросы общества» хоть и существовали, но не так сильно, как сейчас, бросались в глаза порядочным гражданам.

В сфере школьного образования под сегрегацией понималось только раздельное обучение мальчиков и девочек — по половому признаку. Отменённое в 1918 году, оно с 1943 по 1954 годы вновь практиковалось в 2 % школ страны (только в крупных городах), было признано неэффективным и возродилось лишь после гибели Союза.

В постсоветской России возможности для введения школьной сегрегации стали более разнообразными: к делению учащихся по половому признаку (появление женских гимназий и многочисленных кадетских корпусов) добавилось деление по имущественному признаку (возможность отдать ребёнка в частный платный лицей) и, к счастью, по интеллектуальному. Конечно же, порой не обходится без курьёзов.

На территории Красногвардейского района расположено образовательное учреждение, в которое в течение многих лет набирались только девочки. Когда же было принято решение набрать в первый класс ещё и мальчиков, со стороны части родителей оно встретило бурю негодования. Некоторые мамы учениц этого учреждения на полном серьёзе утверждали, что немедленно после появления крохотных мальчиков-первоклашек их дочери начнут курить, пить и сквернословить. Говорились эти слова под стенами школы, за углом которой в тот самый момент стояли несколько её воспитанниц, которые в затяг курили и взахлёб сквернословили. Ничего удивительного — ведь в «девичьем царстве» они проводили лишь первую половину дня в будни, а всё остальное время находились в реалиях «спального» района.

Ваш покорный слуга учился в двух школах. Первая была совершенно обычной (лишь недавно получила статус «английской»), вторая уже в начале 90-х годов называлась авторской (теперь это гуманитарная гимназия). В первой школе царило полное равенство: за одной партой в моём классе сидели дети дворников и докторов наук, простых рабочих и Заслуженной артистки РСФСР. Когда же в девятом классе я оказался в школе не простой, но авторской, то столкнулся с тем, что каждый из четырёх девятых классов отличался друг от друга.

Девятый «а» считался математическим — в его программе было увеличено количество часов для преподавания точных наук. Кроме того, выпускники-одиннадцатиклассники получали преференции при поступлении в Горный институт.

Девятый «б» был гуманитарным. Его ученики вместо УПК раз в неделю слушали лекции в музее-квартире Пушкина на Мойке, 12, впитывали чуть больше литературы и истории, правда, льгот при поступлении ни в один ВУЗ не имели.

Девятый «в» назывался «общим». В него отправились те, кто не захотел выбирать специализацию или планировал получить среднее образование за пределами школы (напомню, что обязательным образованием тогда считалось «общее основное» — 9 классов). Учебный план этого класса ничем не отличался от образовательных стандартов того времени.

Наконец, девятый «к» носил звание «компенсирующего» и состоял из школьников, демонстрировавших невысокие результаты обучения.

В насчитывавшем 35 учеников гуманитарном классе, несмотря на непростое время, была доброжелательная атмосфера, в которой ничто (и я бы добавил — «никто») не препятствовало самовыражению (не путать с выпендрёжем). Почти все были настроены на дальнейшее поступление в ВУЗы, поэтому учились сами и не мешали учиться другим. Никто не шипел с задней парты: «Тебе чё, больше всех надо?!» Курили считанные единицы, никто не ругался матом, а девочки влюблялись не в самых «крутых» и «упакованных», а в самых талантливых и разносторонне развитых.

Все, кто не соответствовали этим характеристикам, находились в соседних резервациях и жили по своим, тоже вполне гармоничным законам.

К сожалению, счастье было недолгим. Уже в десятом классе (видимо, из-за недобора контингента) в наш гуманитарный заповедник приняли целую толпу «чётких пацанчиков» — успешно «вписавшихся в рынок» будущих барыг или братков — и их подруг.

Приоритеты быстро поменялись: на место невинных игр, школьных чемпионатов по «Брейн-рингу» и идей по реанимации радиоузла пришло накачивание водкой на дискотеках и обсуждения, кто чем торгует и кто с кем вступил в близкие отношения.

Пришлось переключиться на следующий девятый класс, где строго соблюдалось вышеописанное разделение.

Я окончил школу пятнадцать лет назад, но хорошо помню, что из одиннадцати классов комфортно чувствовал себя только в одном — том самом девятом «б». С тех пор убеждён, что самый справедливый вид школьной сегрегации — по интеллектуальному уровню — должен быть внедрён повсеместно с девятого, а то и с восьмого класса.