Первое интервью с петербургским автором-исполнителем, виртуозным блюзовым гитаристом Кириллом Комаровым было записано в начале марта 2002 года и опубликовано в журнале «Арт-город» № 19. Признаюсь, что в тот раз я почти не готовился к интервью и решил пустить разговор на самотёк. Как показало время, это решение было правильным...

Е.В.: - В ситуации с закрытием Концертного зала Зоопарка тебе видится некая неизбежность? Или наоборот — естественность?

К.К.: - Моя позиция такая: я готов переживать по поводу тех моментов своей жизни, которыми могу управлять, могу изменить. В истории с «Зоопарком» я изменить ничего не могу. Так зачем мне переживать по этому поводу?! Если я чем-то смогу помочь — я помогу. Объявлять голодовки, рвать на себе волосы и кричать: «Ах, нас акустических рок-музыкантов, зажимают!» — я всё это проходил много раз в 1985 и в 1986 году. Нельзя требовать от людей, чтобы они любили эту музыку. Я полюбил эту музыку — мне было хорошо. Сейчас пришли люди, которые имеют право не любить эту музыку. Нам это не нравится, мы считаем, что мы хорошие, а они тупые. Но это наше право — так считать. Тем более, речь не идёт о каком-то грандиозном киноконцертном комплексе! Речь идёт о стоместном зале, предназначенном в основном для акустических концертов, для которых требуется не очень большое количество аппаратуры: Неужели такую вещь не поднять заново? Мне кажется, что сейчас мы преимущественно переживаем по поводу чужих денег. А лучше переживать по поводу своей собственной жизни…

На моё творчество это никак не повлияет: я как писал, так и буду писать. И огромное количество других людей тоже продолжит писать. Но если кто-то перестанет писать только потому, что теперь у него не будет возможности показывать свои песни публике, значит, это всё было не очень глубоко и не очень серьёзно. Я же сказал, что для музыкантов закрытие «Зоопарка» будет серьёзной проверкой.

Е.В.: - Я периодически присутствую на фестивале «Шведский стол» в Psycho pub'e, который проводит фонд «Гаркундель»: Там был очень интересный момент.

Швед говорил, что этот фестиваль будет являться неким отборочным туром для очередного фестиваля «Окна открой!», после чего неожиданно взял слово Гаркуша и заявил, что на большом фестивале летом будут ходить всевозможные московские промоутеры, в руках у них будут чемоданы с деньгами. Они будут отлавливать перспективных питерских музыкантов с тем, чтобы немедленно предлагать им «забуреть», раскручиваться и т.д. «Поэтому подумайте, нужно ли вам это?! Насколько вы готовы продаваться? Насколько вы после этого изменитесь?!» И мне сразу вспомнился наш разговор о том, что, приглашая музыканта на выступление, нужно смотреть, собирает он зал или нет. Вопрос мой не в том, кто здесь более прав или виноват, а в том, насколько уживаются эти правды: правда Гаркуши, твоя правда, правда Борзыкина ещё более острая («Не продаваться, лучше сидеть голодным»)?

К.К.: - Последнюю позицию я позволю себе оставить без комментариев. Что касается Гаркуши, я думаю, что он просто пошутил. Олег ведь устраивал свой клуб. Мы с ним разговаривали по этому поводу: он спрашивал что-то, я отвечал… Если говорить о фестивале, то сразу надо спрашивать, кто на нём выступает? Кто его организатор? Как решит организатор, так и будет. А какой-то предварительный отбор… Это смешно. Я уверен, что у этого фестиваля наверняка есть первоначальный взнос, то есть группа обязательно должна что-то оплатить: афиши, звук, аренду… Вообще, все эти большие концерты… О промоутерах, которые там будут ходить с деньгами — тоже смешно! Скажем так, это люди, в которых музыканту нужно верить, для того, чтобы постоянно хорошо играть. Эту вещь мне сказал Лёха Рацен уже давно, а ему сказал какой-то голландский друг, когда они в первый раз ездили с «Телевизором» в Голландию: «В зале может сидеть всего лишь десять пьяных идиотов, и у тебя плохое настроение, но играть всё равно нужно хорошо!» Вдруг один из них окажется представителем фирмы EMI records, который тебя заметит и, в гроб сходя, благословит!.. Иначе играть хорошо не нужно.

Но это западный подход. А есть такая же совершенно шикарная мысль у Шаляпина, мне очень нравится. Он говорил, что когда поёт, то представляет себе, что сейчас в этот зал зайдёт совершенно случайный человек, который ходит с идеей покончить жизнь самоубийством. И его задача — спеть так, чтобы сегодня он этого не совершил. Завтра — уже не его забота, но сегодня он должен спеть так, чтобы этого человека из петли вынуть. Вот тебе западный подход, а вот подход нашего человека. Но, в любом случае, играть нужно хорошо. Хотя я отклонился от темы…

Я участвовал в подобных больших концертах. Там не ходят никакие дяди и тёти, которые выступают как селекционеры команд NHL, смотрят на защитника, а потом его приглашают куда-нибудь типа «Montreal Canadians»! Нет такого! Ты можешь сыграть очень хорошо, и это не будет твоим триумфом! Ты можешь сыграть крайне плохо, и это не будет твоим поражением! Все эти фестивали — от «Нашествия» до «Окна открой!» — это финансовые мероприятия. Да, это будет весело, здорово, люди отобьют свои бабки, со сцены будет раздаваться чей-нибудь крик и хрип. Реагировать ты будешь исключительно на песни, которые уже знаешь. Ты не сможешь в этой сутолоке узнать какого-то нового человека! При десятичасовом непрерывном прослушивании музыки любой человек уже не способен что-то всерьёз отлавливать. Да он и не хочет этого делать! Он пришёл веселиться! Пива попить с друзьями, девчонок заклеить… Он не готов услышать новую песню даже хорошо известной и любимой группы! Только хиты! Таков формат подобных концертов — каждый приходит показывать свои хиты. А то, что кто-то якобы засветится, и люди из Москвы, приехавшие с чемоданами денег, отдадут тебе эти чемоданы, — это шутка для посвящённых.

Е.В.: - Но вопрос-то был не столько про большие концерты, сколько про то, как между собой могут ужиться две эти самые правды: «Подумайте, прежде чем продаваться московским промоутерам!» и то, о чём мы говорили?

К.К.: - Да, подумайте! Но подумайте каждый за себя! Это всё решается строго персонально. Я далёк от того, чтобы тут же клеймить человека, который подписал какие-то контракты с московскими фирмами — это дело личное. И в том, и в другом случае есть свои плюсы и минусы. С одной стороны, музыкант может ещё ничего не подписать, но если он играет концерты и собирает хотя бы стоместные залы, то он уже попал в шоу-бизнес. У него уже вырабатываются определённые стереотипы поведения, он уже вынужден себя в чём-то урезать. Это можно назвать дисциплиной, форматированием самого себя. Вернее, это даже не шоу-бизнес делает с человеком, а просто сцена. Когда человек знает, что он будет не просто играть на кухне, а выйдет на сцену и будет сидеть по одну сторону рампы, а по другую будут сидеть люди, не все из которых его друзья и приятели. Даже если это друзья и приятели, всё равно они будут воспринимать его иначе! Таков закон сцены! Они будут более эффективно его воспринимать. Если человек подписывает какие-то контракты, идёт на это, он должен быть готов к тому, что какие-то вещи ему будут даваться в жизни легче, но что-то будет и тяжелее: Ломать себя придётся — это объективно. И сгибать себя тоже придётся. Кто-то на этом сломается, кто-то — нет.

Е.В.: - Где проходит грань допущения в себя коммерческого начала? Наверное, нельзя, чтобы это начало отсутствовало вовсе, иначе получится совсем уж подвальный андеграунд, граничащий с нищенством и паразитизмом. И нельзя, чтобы его было слишком много — можно и на поток встать. Опять же, существует жупел «московских промоутеров»… Какая-то разумная середина во всём этом нужна?

К.К.: - Я не знаю! Я никогда не подписывал грандиозных контрактов! У меня есть небольшие завязочки с Москвой, с тамошними воротилами шоу-бизнеса. Но не более. Понимаешь, если мы сейчас начнём рассуждать на эту тему, то наверняка придётся упоминать какие-то персоналии и разбирать их. По-моему, мы не имеем на это права, ведь это их жизнь. Мы можем просто не купить их кассету, если она нам не нравится или нам кажется, что они поступают неправильно.

Давай просто рассмотрим гипотетический путь какой-нибудь талантливой группы! Назовём её «группа Икс» (надеюсь, такой группы нет). Есть ребята, которые играют. Постепенно у них вырастает круг поклонников. Такие поклонники есть у меня, у Арбенина, у Миши Башакова. Они чем ценны? Эти поклонники любят данного артиста и «группу Икс» не потому, что им прожужжали по радио, а потому, что они сами её выбрали. Они увидели некий скелет и стали тем мясом, которое на него наросло. И это никуда не денется — люди уже любят ту группу. В этом проявилась их свобода выбора и их антизомбированность. Дальше. Мы понимаем всю прелесть чистой и нежной любви между музыкантом и поклонником, но при этом уже начинаем задумываться: «А чем виноваты люди в городе Владивостоке/Урюпинске/Норильске?!» Они не имеют возможности услышать этого артиста! Хотя и там тоже есть хорошие, чистые, светлые молодые люди, которые всей душой готовы воспринять эту музыку! Но до них эта музыка не может добраться исключительно по коммерческим причинам.

Вторая сторона. Артист не может записать ту музыку, которая звучит у него в голове, по финансовым соображениям: у него нет денег на студию, на хороших музыкантов, на хорошего аранжировщика и т.д. И тут как-то так происходит, что он подписывает контракт с каким-нибудь представителем московского шоу-бизнеса, где абсолютно не важна степень твоего таланта. Весь сегодняшний отечественный шоу-бизнес построен на «фишке»: есть «фишка» или нет.

Е.В.: - Что может быть такой фишкой? Сценические шоу?

К.К.: - Всё, что угодно! Какие-то ассоциации, которые вызывает лицо артиста. Способ его поведения на сцене. Или какой-нибудь тембральный момент в его вокале. Или одна песня. Самое страшное, если это одна песня. Потому что сначала благодаря ней человек раскручивается, становится знаменитым, а потом от него требуют ещё. Путь артиста под руководством московского продюсера выстраивается от фишки к фишке. «Отлично, парень! Давай следующую фишку! Вот эта песня? Нет, не то! Давай такого же уровня тему, только новую! Нет фишки? Ну, всё...» По-английски это называется «one hit wonderer» — «удививший одним хитом». У нас очень многие «one hit wonderer». Если ты возьмёшь, скажем, группу «Аквариум», то не сможешь назвать какую-то одну песню, которая прославила бы эту группу. Группа «Аквариум» — это не отдельная песня, это большой мир. А наш шоу-бизнес не заточен под то, чтобы предложить слушателям целый мир. Это долгосрочный проект, который стоит больших денег. Это значит, что люди должны постоянно слушать одно, другое...

Е.В.: - Грубо говоря, целые коллекции нужно выпускать?

К.К.: - Да. Этот большой мир может быть понятен только по общей критической массе сделанного артистом. Но всем хочется отбить свои деньги побыстрее, поэтому риск в таких фьючерсных сделках должен быть невысок. «Быстро сделали — быстро продали» — таков интерес московского продюсера.

А теперь мы вспоминаем интерес «группы Икс». Допустим, что два этих интереса сходятся. Они любят друг друга, подписывают контракты. По этим контрактам группа получает небольшие деньги на то, чтобы есть, пить, курить американские сигареты. При этом музыканты играют там, где им скажут и во сколько скажут... Такой контракт может быть подписан на три года, на пять лет... Их действительно все узнают, но затем группу начинает ломать. Музыканты говорят: «Ну, ладно, сейчас мы отмучаемся, но через три года станем крутыми, пошлём этого продюсера и будем работать сами!» Часть из них действительно через три года посылает своего первого продюсера и продолжает оставаться крутыми. Часть из них посылает этого продюсера и скатывается — через год о них уже никто ничего не знает. Либо группа заявляет, что не будет никого посылать, потому что уже начинает понимать законы этой работы. Знаешь, в западном шоу-бизнесе есть такая поговорка: «С артистом нужно расставаться тогда, когда он начинает верить в собственный пресс-релиз». Когда многие наши звёзды, будучи «сделанными» процентов на 90, начинают верить в собственный пресс-релиз, это сразу становится слышно. А есть люди, с которыми ничего не произойдёт. Они могут подписывать любые контракты, соглашаться на любые условия. Просто у них внутри есть стержень, который не позволяет писать иначе, чем они пишут. Даже если они специально захотят написать какую-нибудь гадость, у них не получится! Всегда же видно, слышно, понятно, как человек написал ту или иную песню! Прожил он её или нет... Хотя это понятно не всем... В результате наша «группа Икс» получает возможность записать свой материал в качественном виде, крутиться на всех радиостанциях, мелькать на телеканалах. Она доходит до своих гипотетических поклонников в городах и весях нашей огромной Родины, но при этом происходит парадоксальная вещь: те люди, которые были мясом, отпадают.

Е.В.: - А почему? Перестают любить?

К.К.: - Зачастую это проблема самой аудитории, проблема сектантства.

Е.В.: - У Башакова есть песня про Somebody — это не тот случай?

К.К.: - Не знаю, это нужно у него спрашивать. Я помню, когда у Гребенщикова вышел альбом «Радио Silence», те люди, которые его всю жизнь боготворили и дули мне в уши, какой он великий, вдруг начали дуть мне в уши, что он продался, что Боб уже не тот... Я никогда его не боготворил, просто относился с уважением. А его фаны кормились от него энергетически, душевно и — на тебе! Он чуть ли не предатель! А ведь человек всего лишь выпустил альбом на Западе! У андеграундной публики есть некий вирус сектантства. Она хочет, чтобы артист принадлежал им. Чтобы он, не дай Бог, не поднялся!

Е.В.: - Это ревность такая?

К.К.: - Да! «Мы избранные, потому что мы знаем, что он есть. А вот они не знают, что у нас есть такой чувак, и мы им его не отдадим!» Я не говорю, что этим заражены все, но этот элемент присутствует у многих. И когда ты своего любимого артиста, которого сам открыл для себя давным-давно, вдруг слышишь на всех каналах, слышишь восторги других людей, то чувствуешь: «Ребята, да я сам это знаю! Я сам его открыл, я сам знаю, что он крутой! Он у нас был ещё четыре года назад, когда вы все слушали Филиппа Киркорова!» Или бывает так, что первоначальная верная публика растворяется в новой массе, которую даёт тяжёлая ротация на радио. Потому что есть огромное количество просто зомбированных людей. Большинство людей в мире с не очень высоким IQ, с большой тягой ко всему новому, с нечёткими вкусовыми критериями, ходит и слушает. Это и есть та масса, которая даёт кассу.

Е.В.: - Но это уже не то мясо первоначальное?

К.К.: - Возможно! Но, во-первых, какая разница для продюсеров, потому что именно эта публика крутит ручки FM-станций в надежде услышать что-то новое, именно она устраивает ажиотаж в чатах, вызывая дополнительный интерес? Во-вторых, какая разница для музыканта, перед кем петь? Раньше он собирал стоместный зал, а теперь он собирает стотысячный зал. И там народ в восторге, и здесь! Он знает, что в первом случае народ придёт на него посмотреть в любую погоду и за любые деньги, а во втором случае публика пойдёт только потому, что ей объяснили, что это модно и круто, но она придёт. Одно дело, когда люди услышали и полюбили, а другое — когда люди полюбили, ещё не услышав, когда им просто профессионально втёрли, что в этом есть фишка... Стать жертвой фишки довольно просто. Но! Не нужно бояться стать этой жертвой. Потому что если ты боишься, то ты сознательно не рискуешь. Знаешь, как говорится у Марка Твена: «Добродетель, не испытанная искушением, ничего не стоит». Надо просто спрашивать себя: вписываешься — не вписываешься? Или вписываешься, но на таких-то условиях. Кто-то к этому готов, кто-то — нет.

К сожалению, это действительно связано с экономической ситуацией в стране, которая кардинально отличается от ситуации на Западе. Дело вот в чём. Деньги в западном шоу-бизнесе делаются с продажи альбомов. Ты записал альбом, пришёл с ним в фирму, где рассматривается твой продукт — твой альбом. Всё остальное не столь важно. Твои концерты — это рекламные акции по раскручиванию альбома. Ты должен вложиться в эту рекламу, и ты тащишь с собой живых музыкантов, репетируешь, ставишь звук, свет... У нас основные деньги делаются с концертов. Поэтому тебе невыгодно таскать музыкантов! Тебе проще записать какой-нибудь диск и под фонограмму открывать рот. А деньги с альбомов ты не можешь делать, потому что есть пираты. Это раз. Во-вторых...

Е.В.: - Правовая база несовершенна?

К.К.: - И правовая база, да. И главная причина — экономическая! Люди не могут платить за этот альбом столько, сколько он стоит! Поэтому они скачивают его из Интернета, переписывают, тиражируют... При этом есть и другая сторона: для московского продюсера, которому ты принёс свой альбом, это не продукт! Продукт для него ты, а этот альбом, в который ты себя вложил, это как бы твоя демо-запись. Он готов не твой альбом купить и заплатить тебе денег, он готов купить тебя на основании твоего альбома! «Да, парень, ты кайфовый! Давай-ка мы с тобой подпишем трёхлетний контракт!» Потому что деньги он будет получать с концертов, а не с этого альбома! А твой альбом — не более, чем визитка. Вынужденные затраты...

Е.В.: - В связи с этим: mp3 в Интернете — это хорошо или плохо?

К.К.: - Я думаю, что сейчас это хорошо, особенно в нашей стране. На последней церемонии «Грэмми» выступал представитель американской музыкальной академии, который говорил: «Чтобы не обкрадывать музыкантов, скачивайте музыку только с официальных сайтов!» В качестве эксперимента они посадили за компьютеры трёх студентов, и эти студенты им за три дня скачали две с половиной тысячи песен из Интернета — исключительно с «левых» сайтов. Но если формат mp3 достигнет такого же уровня качества, как и обычный компакт-диск (CD audio), тогда настанет просто беда, мир изменится. Мне кажется, что последствия будут трудно предсказуемы.

Е.В.: - Исчезнет смысл выпуска альбомов на твёрдых носителях?

К.К.: - Представь себе, что тебе больше не надо платить деньги за какую бы то ни было музыку! Ты можешь скачать из Интернета любую запись идеального качества!

Е.В.: - Потребители будут счастливы. А вот производители?

К.К.: - Вот-вот... Это ещё один плюс в пользу концертов, но минус — студийной записи.

Е.В.: - То есть, развитие всё равно пойдёт по описанному тобой отечественному пути?

К.К.: - Не знаю. Это я сейчас так разговорился, а на самом деле я не задумываюсь над такими глобальными идеологическими вещами.

Е.В.: - Так сразу и идеологическими?

К.К.: - Конечно! За всем этим стоит определённая борьба идей. Я стараюсь на эту тему не думать, а просто поступать так, как душа лежит. Я не хочу быть рабом никакой идеи кроме своей собственной.

Е.В.: - Прогнозы делать ты тоже не любишь?

К.К.: - Я не знаю, что будет со мной завтра! Какие тут прогнозы?!

Е.В.: - Если вернуться к «группе Икс»: что может ожидать её дальше, когда появится уже пятитысячный зал?

К.К.: - Она будет играть. Дальше многое будет зависеть от её творческого потенциала. Есть, например, группа «Сплин». Можно по-разному к ней относиться, но если смотреть объективно, то видно, что ребята с завидной регулярностью рождают общесоюзные хиты. Для кого-то это будет едва ли не оскорблением: «Ну, вот ещё, группа «Сплин»! Алла Пугачёва тоже рождает!» Я считаю, что Саша Васильев действительно слышит время! Жизнь рассудит, насколько долго всё это будет жить, но пока это так.

Е.В.: - А вообще насколько важно для музыканта попадать в резонанс с временем, с модой, с настроениями? Или, может быть, с идеологией?

К.К.: - Идеологией я наелся в «Присутствии». К идеологической войне и так называемому социальному року у меня уже идиосинкразия. Как говорил Станислав Ежи Лец: «Ну, пробьёшь ты головой стену. Что ты будешь делать в соседней камере?» Это не моё. Вообще я считаю, что за временем и за модой не угнаться. Нужно просто быть собой. Просто писать то, что хочется писать в каждый конкретный момент. Ты не сможешь написать ничего действительно злободневного или вечного, если не способен на это как личность. В противном случае будет только имитация.

Есть два способа разговаривать с людьми. Первый способ. Сельский клуб, приезжает лектор из города. Сидят два мужика и слушают. Один другому говорит: «Вот как, оказывается! Слышь, Мыкола! А я и не знал! Смотри, какой умный дядька!» И второй способ: «Точно, Мыкола! Как верно говорит мужик! Я вот то же самое чувствовал, только сказать не мог!» Мне ближе вторая ситуация. Всё уже сказано. Ты можешь только внести что-то личное, свой стиль, свой подход. Ты не сможешь вдруг открыть глаза и изречь офигенную идею, которая перевернёт мир. Нет таких идей! Если они есть, то они ложные. Всё просто: человечество живёт по определённым законам. Если ты вносишь в мир свою любовь, своё сердечное участие, то это чувствуется. Если ты вносишь тепло — это важно. Если ты вносишь холод — это тоже важно. Но если ты приходишь и под гитару или какой-нибудь другой инструмент просто толкаешь зарифмованные мысли, пусть даже взятые у Шопенгауэра, Ницше, Оша, — это не найдёт никакого резонанса. В этом нет тебя самого. Просто нужно быть честным по отношению к самому себе. И надеяться, что это может быть интересно кому-то ещё. А как ещё можно творить? Иначе каждый художник должен сначала провести маркетинговое исследование, выяснить, что сейчас интересно людям от 18 до 25 лет с высшим образованием: «Ага, им интересно вот это. Давайте напишем на эту тему!» Пускай этим занимаются всё те же московские продюсеры! Художник должен быть лёгким в этом плане.

Е.В.: - Писать нужно для себя или всё-таки ориентируясь хоть немного на будущего слушателя?

К.К.: - Изначально писать нужно для себя. Уже потом волей-неволей начинаешь представлять себе слушателя. Иногда это помогает, иногда мешает. Но если ты не веришь в собственный пресс-релиз, смотришь на себя не глазами своей публики, а своими собственными глазами, тогда понимаешь: «Ага, вот тут ты повёлся...» Я играю на концертах свои песни и понимаю, что часто людям хочется услышать определённые вещи. Иногда я иду им навстречу, иногда не иду. Потому что, как правило, это песни для меня не главные: «Жизнь — дерьмо», «Вот они идут»... Людям хочется услышать этот междусобойчик, к которому можно было бы приписать эпиграф «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!»: «Мы и Мишу Башакова любим, и Костю Арбенина любим, и Киру Комарова. И вот один из них написал песню про всех троих. Вот здорово! И мы их всех знаем — ай да мы!» Иногда это можно сделать — почему нет? Но когда я это делаю, то всегда отдаю себе отчёт, зачем это, что я делаю. Я не буду писать песню за песней про то, как с Мишей Борзыкиным мы идём пить пиво, которое я, кстати, не пью, или водку... Или про то, как мы с Костей ещё чего-то делаем... Я для себя знаю, что своё земное существование оправдываю не этими песнями. Поэтому я лучше сыграю «Снег идёт вверх»... Когда просят спеть «Жизнь — дерьмо», после неё я обязательно играю «Сделано для обезьян». Как правило, на концертах две эти песни идут в связке. Или другую песню со словами «Жизнь прекрасна»... Я считаю, что всё меряется только внутренним самочувствием, внутренним состоянием. Сейчас для меня важно, что я написал именно такие песни. Возможно, когда-нибудь те песни, которые я сейчас считаю главными, отомрут, а какая-нибудь «Жизнь — дерьмо» останется в веках. Так часто бывает: люди дурачась снимают фильм, а потом оказывается, что это шедевр. Но я-то не со стороны смотрю на это, а изнутри! Если мне песня перестала нравиться, я не буду играть её на концертах, как бы того ни хотела публика.

Е.В.: - Песня «Сделано для обезьян» о чём?

К.К.: - Я просто не буду отвечать на такие вопросы. Ну, как это — о чём песня?!

Е.В.: - Приходилось слышать от разных матёрых меломанов, например, в адрес Арбенина: «Насколько же люди изменились — прежние песни уже и не поют... Бросили они свои песни, а то и отказались, открестились...» Это обычно вызывает недоумение...

К.К.: - Это нормальная функция публики — пребывать в недоумении. Публика не может меняться с той же скоростью, что и артист. Когда артист начинает потакать публике, тогда мы и получаем то, что видим в нашем родном шоу-бизнесе. Посмотри на великие западные группы: “Beatles”, “King crimson”, “Led Zeppelin”, “Yes”. Все они не боялись иногда просто плевать на свою публику! Возьми “Led Zeppelin”: люди записывают замечательный первый альбом. Потом второй, который даёт название целому стилю. Казалось бы, нашли фишку! Но вдруг они записывают почти акустический третий альбом, за который получают по башке от критики. А потом — четвёртый, с «Лестницей в небо», “Black dog” и так далее... Хит на хите! Алгоритм найден — можно тиражировать. Вместо этого они записывают альбом, где ни одна песня не похожа на предыдущую — “Houses of the Holy”. Там есть и регги, и сложные размеры... И опять получают от критики по башке. Все эти альбомы, которые сегодня считаются шедеврами, принимались и публикой, и критиками в штыки. «Как так, ребята?! Вы ведь уже нашли фишку?! Давайте, штампуйте!» А ребята дружелюбно улыбались в ответ, но делали по-своему.

А наши как раз штампуют! Ты включаешь Шевчука и знаешь, что там могут быть другие слова, другие гармонии (хотя сомневаюсь и в первом, и во втором), но при этом там будет всё та же интонация: «Ой, ребятушки! Давайте же любить друг друга! Что ж мы так, а?» Все эти интонации ты уже знаешь! Ты смотришь на него снова и снова и понимаешь, что ему в этой интонации комфортно. А почему комфортно? Потому, что в таком способе существования он воспринимается, он адекватен. И всё уже хорошо! Возможны, конечно, маленькие изменения... Ну, добавили немного электроники в звучание. «Ах, какие изменения у нас!»

Е.В.: - Потом видеоряд пошёл...

К.К.: - «Да вы что! Группа растёт!» А на самом деле группа занимается не искусством, а просто клонирует сама себя. А эмоция одна и та же!

Когда смотришь на “Led Zeppelin”, на “Beatles”, там же кроме разного звучания есть ещё и разные эмоции! Люди не боялись показаться некрасивыми! Вот он плачет от того, что от него девочка ушла. Вот он блюёт тут же, потом кричит. Здесь он воет, здесь хрипит, здесь просто поёт... В этой песне он мачо, а в следующей — маленький мальчик. Потому что и то, и другое есть в каждом нормальном мужике. И настоящий артист не боится играть эти роли! Он не боится быть большим и широким. У нас же как будто сканируют внимание своей публики и отмечают: «Меня публика любит, когда я стою вот так, в кожаных штанах, и все мои гениталии в обтяжку, и я в такой героической позе... Да я буду в ней стоять всю жизнь!» А на самом деле, ты, конечно, постой в ней немножко, но потом смени её на что-то другое! В искусстве, как и в сексе, важно разнообразие. Наши сами себя форматируют! Послушай «Наше радио» — и ты поймёшь, что часто песни там звучат не потому, что они хорошие, а потому, что они в формате. Там есть хорошие песни, но чаще всего это просто «форматные» песни. И когда наши готовят песни, они просчитывают: «Это должно быть не умнее вот этого, не глупее вот этого, не веселее вот этого, не грустнее вот этого!» Такой кубик получается с прозрачными, но твёрдыми гранями. Песня, которая у меня вызывает смех, там звучит как очень грустная и печальная, потому что в этом формате всё остальное ещё веселее.

С другой стороны, именно форматирование — самый простой способ дойти до внимания потенциальной аудитории. Что сделали во всём мире FM-станции? Они убили альбомный рок. Мы перестали покупать альбомы. Нам уже не интересны альбомы. Скорость информации увеличилась. Теперь ты не будешь покупать “Machine Head” и четвёртый альбом “Led Zeppelin”. Нет, ты найдёшь FM-станцию, на которой крутится классический рок, и услышишь там «Дым над водой», «Лестницу в небо»... Вот тебе набор твоих любимых песен, заранее за тебя уже формированный! Соответственно, ушёл и концептуальный рок. Ушло понимание музыкального альбома как концепции мироустройства, как консервы, в которой заключена эмоция исполнителя. Она выстроена, всё вплоть до пауз там вымерено — ты садишься и слушаешь... Такой подход к альбому — сегодня у единиц. Сейчас ты слушаешь музыку в автомобиле, в кафе, дома как фон... Ушли те времена, когда длинноволосые люди собирались у кого-нибудь на квартире, обкуривались травой, кто-нибудь приносил дрожащими руками виниловые пластинки и все сидели и впитывали каждый нюанс... «Во, класс! “Pink Floyd”!» Нет такого. Всё быстрее, быстрее... И радио говорит: «Ребята, мы поможем во всём этом разобраться! Вам нравится это — отлично! Включайте 103,1! Вам нравится это — 102,6! Включайте!» Ты включаешь и под это моешь посуду. Замечательно!.. Но нам нужно не обращать внимание на всё это.

Е.В.: - Не знаю, согласишься ты или нет с тем, что сейчас стала очень модной ностальгия по недалёкому прошлому — советским временам, 80-м годам, временам чуть более ранним. «Старые песни о главном», римэйки, целые коллективы, работающие в стиле якобы ретро. Это, по-твоему, искусственно нагнетается или действительно некие веяния времени к этой ностальгии подталкивают? И в развитие этой темы следующий вопрос: у тебя есть эта ностальгия? По временам Рок-клуба, по 80-м годам?

К.К.: - Наверное, для этой ностальгии достаточно объективных поводов. По крайней мере, настолько, чтобы на ней можно было заработать деньги. Естественно, как всегда, копия хуже оригинала. Даже то хорошее, что было в советских песнях — а там было много хорошего — убивается манерой пения. Иногда получается удачно, оригинально, иногда непохоже на оригинал, и это часто хорошо. Но всегда это, в конечном счёте, уступает оригиналу. Зато приносит деньги! Что касается меня, то музыкальной ностальгии у меня нет абсолютно. Естественно, у меня есть ностальгия по дням моей юности, по тогдашним друзьям. Об этом написана песня «Тюнер и метроном».

Е.В.: - А ностальгия по ощущениям, по духу времени? Поясню немного: я недавно наткнулся в Интернете на опрос музыкантов, связанный с двадцатилетием Рок-клуба, где задавался и такой вопрос: «Вы жалеете о тех временах, вспоминаете ли, возможно ли какое-то возрождение того духа? Согласились бы Вы в чём-нибудь ностальгическом участвовать?» И отвечавшие музыканты — Настя Полева, например — говорили вполне себе лояльно, душевно, неплохо бы и стариной тряхнуть...

К.К.: - Как разовая акция — пожалуйста! Я тоже принимал участие в концерте на двадцатилетие Рок-клуба. Как разовая акция это классно. Но нельзя возродить то, что умерло! И, на самом деле, не нужно возрождать! Это всё равно как “Beatles” возрождать... Или “Led Zeppelin”... Не надо святые вещи трогать руками! Хотя, наш Рок-клуб, конечно, не совсем святая вещь... Просто время ушло. Ведь Рок-клуб был концентрацией музыкальной обстановки в городе того времени. Я не знаю, о чём говорит Настя Полева — она из другого города. Но здесь летали определённые информационные и эмоциональные потоки. Сейчас этих потоков нет. Зачем их возрождать?! И в каком виде? Это что — будет здание, в которое будут приходить люди, чтобы разговаривать о музыке и потом репетировать? Они это и так могут делать, если есть чем платить за репетиционную точку.

Люди сейчас приходят на концерты уже по другим принципам, по другим наводкам. В 1985 году группа «Присутствие» сыграла концерт в ДК Володарского вместе с «Кино». Второй концерт у нас был совместно с группами «Номер» и «Зоопарк». А на третий концерт больше половины зала (полторы тысячи человек) — в ДК Крупской было дело — пришло уже на «Присутствие». Представляешь себе? Уже на третий концерт — полторы тысячи человек! Информация распространялась по городу мгновенно! Для того, чтобы сейчас новая группа собрала полторы тысячи зрителей, она должна пройти определённый творческий путь. Это должны быть уже практически состоявшиеся звёзды. Тогда это было сделано вот так — на раз. Но это время ушло. Можно жалеть о нём, но я не стану. Не стоит плакать по убежавшему молоку.

В музыкальном плане в Рок-клубе была одна замечательная вещь. Хотя эта замечательная вещь существовала по причине замкнутости Советского Союза и непроходимости информации. Я вот что имею в виду: там было 50 или 100 групп, и каждая старалась быть непохожей на другую. Группа «Сезон дождей» играла одну музыку, «Телевизор» — другую, «Ноль» — третью. Очень много было групп неизвестных, которые так и канули в Лету, но и они пытались как-то отличаться, собственное лицо найти. А тех, кто пытался клонировать Рок-клубовских фаворитов, типа «Аквариума», — тех никто не замечал даже тогда. Сейчас же тенденция противоположная: люди заранее сами себя форматируют. Их ещё никто не ломает, ещё нет никаких продюсеров, им менты не говорят: «Что это вы тут играете?» Но они, сидя в городе Крыжополе, заранее понимают, что с их любимым репертуаром не проканаешь. «Мы любим панк, но с этим не проканаешь! Давайте будем играть брит-поп! А здесь надо смягчить! А здесь помяукать под «Мумий Тролля»! Вот что сейчас канает!»

Время требует от художника стойкости. Вернее, художнику не остаётся ничего другого, кроме как быть стойким. Иначе он перестаёт быть художником. А иногда — и человеком.

Спасибо за нетривиальные вопросы!