Если вас в школьные годы били всем классом (ну, ладно, не били, но хотя бы набрасывались всем классом на переменах, травили всем классом, объявляли бойкот всем классом, преследовали после уроков до дома всем классом), то после просмотра фильмов «Все умрут, а я останусь» (Россия) и «Класс» (Эстония) у вас совершенно точно не возникнет сомнений в достоверности сюжета и в реальности персонажей. Я, белая ворона и тихоня, многолетний изгой в школе и персона нон-грата на встречах выпускников, смотрел на героев обоих фильмов как на родных и едва не приговаривал: «Да, всё верно».

Если вы в школьные годы были по другую сторону баррикад, если сами кого-нибудь били, дразнили и гноили, вы тоже не усомнитесь в достоверности творений и Раага, и Гай-Германики. Даже несмотря на то, что один фильм условно «про мальчиков», а другой — «про девочек». Жестокости, крови и (к счастью, меня чаша сия миновала) сексуального унижения хватает на всех.

От главной героини «Все умрут…» (в исполнении модной в последние годы Полины Филоненко) отворачиваются последние подруги, её бьют и унижают родители, сами страдающие от нищеты и презрения родственников (никто не пришёл на поминки). От героя эстонского «Класса», вставшего на защиту традиционно унижаемого «рохли» и «тихони», не отворачиваются — наоборот, начинают жёстко прессовать, получив в ответ чрезмерное, но в некотором смысле заслуженное возмездие.

Кстати, оба фильма доказывают очень важный для дальнейшего повествования тезис: жестокости и хулиганства в школах в «нулевые» годы стало не меньше, чем в проклинаемые с высоких трибун девяностые, а даже больше. Педагогическая система перестала заниматься воспитанием детей (в собственном извращённом понимании), спустила на тормозах контроль за поведением вне уроков и получила хищные стаи, практически лишённые ограничений.

Моя учительница истории в старших классах любила повторять: «Или западная демократия, или восточная деспотия». Признаюсь, по малолетству я не понимал эту фразу до конца (и уж совсем отказался понимать, когда она, декларируя приверженность «западной демократии», с радостью сказала 4 октября 1993 года, что (один из ключевых институтов демократии) «Парламент штурмуют», и что пять этажей уже взято).

Школа в СССР подавляла проявления оригинальности и самобытности учеников, их стремление к самовыражению. Берусь утверждать это хотя бы на основании личного опыта: я поступил в школу во времена правления Черненко, а окончил в расцвет Ельцина. Несимпатичные, далеко не всегда состоявшиеся на личном фронте, дико закомплексованные училки (за редкими гениальными исключениями) словно бы мстили детям из полных, успешных и счастливых семей (да и по сию пору мстят). Крик, унижение и страх. Никакой чужой враждебной музыки, никаких игр за исключением пионербола, никаких идей и идеологий за исключением единственно верной. И никакой любви, конечно! Никакой сексуальности, юношеской эрекции, девичьей похоти — дай им волю мазать дёгтем и ставить на горох, как завещали деды и бабки, непременно мазали бы и ставили.

И вдруг оковы пали, темницы рухнули, и свобода… Условную «восточную деспотию» сменила ещё более условная «западная демократия», вчерашние фурии и гарпии поблекли и осунулись, а вот «контингент учащихся» оказался в новом для себя двойственном состоянии. С одной стороны, унифицированные, заклёванные и задроченные до состояния «Тебе чё, больше всех надо?» школьники были совершенно не готовы к внезапному исчезновению классной дамы с указкой. С другой стороны, это безликое стадо, обтёсанное под одно лекало, но не наученное внутреннему нравственному самоконтролю, быстро смекнуло, что отныне можно и «за флажки» и ещё дальше. Теперь нормальной практикой считается ответить учителю матом, пригрозить учителю крутыми родителями или старшими братьями. И при этом — как мы можем видеть на экране — ещё более жестоко затравить тех, кто хоть чем-то отличается.

Школа — идеальная для изучения модель общества, чистая, лишённая многих погрешностей и условностей «большого мира». Глядя на эту модель, имея возможность сравнить школу доперестроечную и постсоветскую, подкрепляя свои впечатления двумя очень полезными и нужными фильмами, я прихожу к неутешительному выводу. У нас, белых ворон, нет выхода. И нет жизни ни в «восточной деспотии» советской карающей педагогики, ни в хаосе бесконтрольного быдла.

Большое счастье, если таким белым воронам удаётся объединиться, как это удалось у нас с супругой. Её тоже несколько лет травили в одной из школ, только в отличие от меня, травля проходила не на фоне респектабельной гостиницы «Прибалтийская», а в маленьком городке, что только добавляло обречённости. Есть ведь и третий фильм на эту же тему, снятый за 20 с лишним лет до Гай-Германики и Раага, — «Чучело» Ролана Быкова.

Но это счастливый финал, а бывают и несчастлтивые. По количеству подростковых суицидов Россия уверенно занимает первое место в мире. Потому что чуть более хилым и морально слабым «воронам» ни на вечном «педсовете», ни «за углом после уроков» не выжить. И если «все умрут», то совершенно точно никого не останется. Вот почему я позволил себе изменить название одного из фильмов для этого текста.